Вадим Шефнер
Если помнить всё на свете, Ставить всё в вину судьбе,— Мы бы, как в потемках дети, Заблудились бы в себе.
Утонув в обидах мелких, Позабыв дороги все, Мы кружились бы, как белки В безысходном колесе.
Памяти союзник строгий Забывание — оно За нее всегда в тревоге, Вечно вдаль устремлено.
Глядя в облачные дали, Слыша дальние грома, Зерна счастья и печали Честно сыпьте в закрома,—
Отметая от былого За незримую черту Цепкой зависти полову, Мелких распрей суету.
Очищайте забываньем Закрома души своей,— Чтобы хлеб воспоминаний Не горчил на склоне дней.
До обидного жизнь коротка, Не надолго венчают на царство,- От глотка молока до глотка Подносимого с плачем лекарства.
Но меж теми глотками - заметь!- Нам немало на выбор дается: Можно дома за чаем сидеть, Можно пить из далеких колодцев.
Если жизнь не легка, не гладка, Если в жизни шагаешь далеко, То не так уж она коротка, И бранить ее было б жестоко.
Через горы, чащобы, пески, Не боясь ни тумана, ни ветра, Ты пошел от истоков реки - И до устья дошел незаметно.
Вот и кончен далекий поход,- Не лекарство ты пьешь из стакана: Это губы твои обдает Горьковатая зыбь Океана.
Любовь - это пятое время суток,- Не вечер, не ночь, не день и не утро. Придешь ты - и солнце сияет в полночь, Уйдешь ты - и утро темнее ночи.
Любовь - это пятое время года,- Не осень она, не весна, не лето, Она не зима, а то, что ты хочешь, И все от тебя одной зависит.
Любовь ни с чем на свете не схожа: Не детство, не старость, не юность, не зрелость; Любовь - это пятое время жизни.
Собака сторожила гладиолусы, Маячило ей счастье впереди, И ветер на собаке гладил волосы И ей шептал: "С надеждой вдаль гляди!"
Но грянул гром, помялись гладиолусы, Их качественность снижена была. Собака взвыла ненормальным голосом - И умерла!
Из "Когда я был русалкой"
Мы явленьям, и рекам, и звездам даем имена, Для деревьев названья придумали мы, дровосеки, Но не знает весна, что она и взаправду весна, И, вбежав в океан, безымянно сплетаются реки.
Оттого, что бессмертия нет на веселой земле, Каждый день предстает предо мною как праздник нежданный, Каждым утром рождаясь в туманной и радужной мгле, Безымянным бродягой вступаю я в мир безымянный.
Воспеваем всякий транспорт, Едущих на нем и в нем, И романтикой пространства Нынче век заворожен.
Но пока летаем, ездим И других зовем в полет, Кто-то трудится на месте И безвыездно живет.
Он отцовского селенья Не сменял на города, И не ждет перемещенья, И не мчится никуда.
По изведанным полянам Он шагает, как в дому, И травинки крупным планом Открываются ему.
И пока спешим и спорим, Одному ему слышна Наливающихся зерен Трудовая тишина.
Раньше всех он что-то понял, Что-то в сердце уберег,— И восходит символ Поля Над символикой дорог.
Кто белой ночью ласточку вспугнул,- Полет ли дальнего ракетоносца Или из бездны мирозданья гул, Неслышный нам, в гнездо ее донесся?
Она метнулась в воздухе ночном, И крылья цвета вороненой стали Цветущий мир, дремавший за окном, Резнули дважды по диагонали.
Писк судорожный, звуковой надрез Был столь пронзителен, как будто разом Стекольщик некий небеса и лес Перекрестил безжалостным алмазом.
И снова в соснах дремлет тишина, И ели - как погашенные свечи, И этот рай, что виден из окна, Еще прекрасней, ибо он не вечен.
Нас не обманешь божьим раем: Бессмертья нет,— мы это знаем. Но все ль развеется в былом? Наследственность бессмертной птицей Влюбленным на плечи садится И осеняет их крылом.
Нет, дело не в портретном сходстве,— Вся жизнь твоя бросает отсвет В далекий день, в грядущий род. Она души твоей чертами, Она делами и мечтами В твоих потомках оживет.
Самой природой ты допущен В мир предстоящий, настающий, И от тебя зависит он. Пусть не расчетливостью черствой,— Пусть добротою и упорством Ты в ком-то будешь отражен.
Знай: мы в забвение не канем, Как в пропасть падающий камень, Как пересохшая река. Наследственность бессмертной птицей Влюбленным на плечи садится, Зовет в грядущие века.
Мы все, как боги, рядом с небом Живем на лучшей из планет. Оно дождем кропит и снегом Порой наш заметает след.
Но облачное оперенье Вдруг сбрасывают небеса - И сквозь привычные явленья Проглядывают чудеса.
...И лунный свет на кровлях зданий, И в стужу - будто на заказ - Рулоны северных сияний Развертываются для нас,
И памятью об общем чуде Мерцают звезды в сонной мгле, Чтобы не забывали люди, Как жить прекрасно на земле.
Льдина — хрупкая старуха — Будет морю отдана. Под ее зеркальным брюхом Ходит гулкая волна.
Всё худеет, всё худеет, Стала скучной и больной. А умрет — помолодеет, Станет морем и волной.
Улыбнется из колодца,— Мол, живется ничего. Так бессмертие дается Всем, не ищущим его.
...Глянет радугой прекрасной В окна комнаты моей: Ты жалел меня напрасно, Самого себя жалей.
Не привыкайте к чудесам - Дивитесь им, дивитесь! Не привыкайте к небесам, Глазами к ним тянитесь.
Приглядывайтесь к облакам, Прислушивайтесь к птицам, Прикладывайтесь к родникам, Ничто не повторится.
За мигом миг, за шагом шаг Впадайте в изумленье. Все будет так - и все не так Через одно мгновенье.
Одним — его забудут имя. А после сколько будет хожено И езжено по ней другими!
Чем путь верней и несомненнее — Следов тем больше остается, И тем трудней под наслоеньями Увидеть след первопроходца.
Но пешеходная ли, санная Или с фельдъегерскою прытью — Дорога будет та же самая, Меняться будут лишь событья.
Она булыгою оденется, Потом гудрон на щебень ляжет — Не раз ее одежда сменится, Но суть останется всё та же.
На ней делиться будут мыслями, Спешить на свадьбы и сражения, Смеяться, плакать — независимо От способа передвижения. . . . . . . . . . . . . . . . . Автомобильная механика Придет на смену тяге конной,— А там следы босого странника Лежат под лентою бетонной.
Скромная звезда печали Смотрится в мое окно. Всё, о чем мы умолчали,— Всё ей ведомо давно.
Всё, чем это сердце бьется, Всё, о чем забыть хочу, Прямо к ней передается По незримому лучу.
Там я взвешен и исчислен, Спрограммирован дотла, Там мои читают мысли, Знают все мои дела.
Там в хрустальных коридорах Крылья белые шуршат, У светящихся приборов Там дежурные не спят.
Из иного измеренья, Из холодного огня Ангел долгого терпенья Грустно смотрит на меня.
Может, скоро в дали дальней, Сверив час и сверив год, Он с улыбкою прощальной Кнопку черную нажмет.
На откосе крутого оврага, Там, где не было встреч и разлук, Красота, как медовая брага, Закружила мне голову вдруг.
Я шагнул по нетоптаной глине, Я нагнулся — и чистый родник, Одиноко журчавший доныне, Благодарно к ладоням приник.
И в кипенье, в хрустальных изломах Отразил он сверкание дня, И доверчиво ветви черемух Наклонились, касаясь меня.
Их цветы засияли, как звезды, Будто славя рожденье свое,— Будто я красоту эту создал Тем, что первым увидел ее...
В грехах мы все — как цветы в росе, Святых между нами нет. А если ты свят — ты мне не брат, Не друг мне и не сосед.
Я был в беде — как рыба в воде, Я понял закон простой: Там грешник приходит на помощь, где Отвертывается святой.
Дождя серебряные молоточки Весеннюю выстукивают землю, Как миллион веселых докторов.
И мир им отвечают: "Я здоров!"